Ознакомительная версия.
– Завтра кинь отчет по потраченному. Остальное пока оставь у себя. Нам надо будет как-то подать это. Ты можешь пригодиться…
На ватных ногах, никому не глядя в лицо и ни с кем не прощаясь, я выскользнул из кафе, поймал таксующего на древних «Жигулях» узбека и направился в сторону товарищей, с которыми нужно было срочно обсудить происшествие.
Странным образом я не испытывал сейчас никакой жалости или сострадания к убитому на моих глазах человеку, хотя в обычной жизни с трудом переношу вид чужой крови даже из маленького пореза. После того как закончилась естественная физиологическая реакция на столь близкую смерть, мозг лишь лихорадочно переосмысливал информацию о том, что в процессе передела власти и бизнеса вокруг родной области кто-то принял решение о радикальном устранении одного из факторов, влияющих на этот передел.
Соответственно, нам нужно было как можно скорее понять, куда двигаться дальше. Будут ли попытки физического устранения кого-то еще, например, из членов нашего клана или из числа наших союзников? Испугаются ли те, кто нас поддерживал? Как отреагирует на случившееся руководство страны?
После мне стало понятно, что, обладая своими миллиардными состояниями, олигархи, в некоторой степени, людьми быть перестают. К ним относятся как к некоей функции, распоряжающейся значительными процессами, способной их запустить или остановить. То есть мой мозг только что увидел, как в его присутствии рухнула финансовая система, например, банк. Разумеется, мозг не испытывал большой жалости к банку, обрабатывая, в первую очередь, информацию на предмет, были или не были в этом банке мои деньги, пострадаю ли я или близкие.
Когда же, уже осознанно, я начинал говорить себе о том, что «вот ужас, человека не стало», я снова приходил к тому, что человеческой близости с Бобровским у меня не было и быть не могло. Тот осознанно выбрал себе путь флибустьера, время от времени, скорее всего, делая в адрес других людей то, что, например, я или люди моего круга общения никогда бы не сделали. В процессе прибирания к рукам своих заводов-газет-пароходов предприниматели в развивающихся человеческих системах не могут регулярно не принимать аморальных решений, грубо говоря, все они (или почти все, исключения лишь подтверждают правило) на этапе первоначального накопления капитала в нашей или любой другой стране воровали, грабили, или убивали, или – и то, и другое, и третье. Все они готовы отчитаться за каждый доллар, за исключением первого миллиона.
Поэтому прости меня, читатель, за отсутствие сострадания к усопшему. Этим вечером мы думали только о живых. Один из нас отправил другому совсем уж циничное СМС с текстом: «Бобр – всё. Надо искать другого Парвуса».
Парвусами мы звали всех, кто тайно давал денег на разные, большие и малые политические перевороты. Без парвусов наш переворот был бы обречен на неудачу.
«Что вы за народ, блатные – ни роду, ни племени, одни кликухи поганые»
Все герои моего повествования зовут друг друга и вообще всех вокруг не настоящими именами – не в силу особенной испорченности или желания быть похожими на представителей преступных группировок. Причем коверкаются не только имена, подменяемые прозвищами. У всех обычных процессов тоже есть тайные обозначения, понятные лишь тем, кому это нужно понимать.
У этой традиции есть сугубо практическое применение. Все, кто вовлечен в нашей стране в политику, уверены, и небезосновательно, что их всегда и везде подслушивают. Соответственно, говорить открытым текстом и называть всех реальными именами – это зачастую, как говорил Кирпич в говорухинском фильме, «самому себе с пола срок поднять».
Представьте, например, что перехвачен разговор какого-нибудь замминистра со своим советником примерно такого содержания:
– Николай, здравствуйте! Давайте вернемся к начатому ранее обсуждению вопроса о получении нами с Вами незаконного обогащения.
– Здравствуйте, Иван Иванович! Действительно, получить незаконное обогащение в данной ситуации довольно несложно. Закрытому акционерному обществу «Свисток» жизненно необходимо продление разрешения на разработку месторождения имени Грибакина, без которого у них может остановиться производственный цикл. Владельцы компании предлагают нам ежемесячно взятку в размере 60 тысяч долларов лишь за одну подпись. Данный вопрос находится в компетенции Вашего сотрудника Шахримовского, который имеет возможность принять соответствующее решение на законных основаниях.
Такой разговор даже начинающий следователь мог бы, особенно не напрягаясь, передавать в суд и сажать обоих коррупционеров почти навсегда. Но коррупционеры тоже не дураки и сказали бы все то же самое совсем по-другому, например, так:
– Коля, привет! Че там по ТОМУ вопросу?
– Да, Иван Иваныч, я все пробил, тема хорошая. Свисткам по грибам кровь из носу продляться надо, пока не встало все. Черканём – они доклад на 60 страницах в месяц готовы делать. Шахермахер решает, там все чисто.
Ну и как эти все «свистки по грибы с шахер-махером» вообще к делу пришить можно? Никак, правильно. К тому же коррупционеры наши – люди занятые, а обратите внимание, их «птичий язык» еще и в три раза более содержательный. Текста – меньше, смысла – больше. А время – деньги, как вы уже догадались.
Интересно, что диалектов у этого птичьего языка – бесчисленное множество. Каждая группа коррупционеров предпочитает говорить так, чтобы для любого индивида за пределами группы их речь была языком индейцев Навахо.
Время от времени, если общение ведется в основном в пределах группы, случаются казусы, и кто-то заговаривает с иноязычными контрагентами на непонятном для них языке.
Я сам однажды видел, когда некий федеральный министр радостно вышел из-за стола к прибывшему к нему губернатору, обращаясь к нему:
– Индус, здравствуйте! Очень рад!
Министр просто был не в курсе, что подчиненные, брифуя[17] его на тему – что стребовать с этого губера, называют принятую среди них кличку, а не реальное имя. «Индус» долго не мог понять, с кем его перепутал министр, но виду не подавал, опасаясь не получить от министра новых трансфертов. Так и был губернатор Рашид Делиев «индусом» целый час, видимо, потому, что в фамилии у него присутствует название вполне себе индийского города Дели.
Птичий язык возник не на пустом месте. Рынок прослушки в стране – гигантский. У нас есть многочисленные легальные спецслужбы, обладающие необходимым оборудованием и, между нами говоря, охотно сдающие его в аренду, а именно – предоставляющие расшифровки разговоров любых людей любым заказчикам за деньги. Небольшие, кстати, деньги. Стоимость суток прослушки не превышает сейчас уровня среднего чека средней компании среднего столичного ресторана.
Кроме того, стоимость приборов для прослушки стремительно приближается к нулю, и любой, кому это нужно, может купить тысяч на 50 долларов железяк, позволяющих слушать, кого угодно.
Среди тех, кто опасается прослушки, гуляют терабайты достоверных фактов и мифов о прослушке. Например, считается, что могут быть подслушаны не только сами телефонные разговоры, но и вообще любые разговоры в радиусе пары метров через микрофон того же телефона. Любой конфиденциальный разговор в этой связи элитарные собеседники начинают с вытаскивания батареи из телефона (считается, что только так микрофон можно деактивировать) или, если это айфон – запихиванием его под подушку (тогда микрофон тупо перекрыт физически).
Выходцы из спецслужб на все эти действия смотрят скептически и тайн своих раскрывать не спешат. По обрывочным сведениям, все же полученным от них, можно догадываться, что, в принципе, писать можно и через микрофон выключенного телефона. Можно сканировать звук с поверхности окна (именно поэтому многие задергивают шторы перед коррупционными беседами). Но все эти способы не слишком надежны и применяются не с утра до вечера, а когда нельзя сделать все просто и эффективно.
Самый простой способ – отправить официанта к вашему столу с солонкой (тарелкой, вазой с цветком, подсвечником), к которой прикреплен микрофон. Микрофон при этом не выглядит, разумеется, как то, во что вы поете в караоке. Это просто некая выпуклость с отверстием, обнаружить которую практически невозможно. Способов заставить официанта поставить вам на стол именно эту солонку – миллион. Самый банальный – тысяча рублей. Жалко тысячу – светаните корочкой чекиста, не важно – настоящей или поддельной, спорить – дураков нет.
Вся эта паранойя создает чиновнику или жулику, вроде меня, массу неудобств. Например, когда подрастают его дети, они начинают задумываться, чем промышляет папа, и не могут дать ответа на этот вопрос. Однажды я невольно стал свидетелем примерно такого разговора моих детей с друзьями во дворе о роде моих занятий:
Ознакомительная версия.
